В четвертой главе Маяковский дает неистовое «раскаяние» своего лирического героя. Несомненно, это глубоко «личное», глубоко субъективное переживание. Каким же приемом поэт передает его? В сущности, на объективном, историческом материале: через образ слепого Вия, у которого подняли «веков веки» и он увидел и варварство древней эпохи, когда несли «подножию идола обезглавленного младенца», и эпоху Нерона и т. д. И вот все эти «эпические кадры» из истории синтезируются и осмысливаются сознанием лирического «я». И на этом материале возникает призыв поэта, его крик; на нем и через него обнажаются сердце и мысль поэта. Так возникает глубочайшая лирика — отклик на историю, на мир, на все, что в нем творится.
Вместе с тем очевидно, что «Война и мир», как своеобразнейшее лирико-эпическое произведение, где лирика и эпос небывало и органически сплетены, является первым образцом того чисто «маяковского» жанра поэмы, который получил впоследствии гениальное свое продолжение в «Ленине», «Хорошо!», «Во весь голос».
«Война и мир» остается той знаменательной в дооктябрьском творчестве Маяковского поэмой, где, как уже отмечалось, наиболее полно воплощено его восприятие мира не только в отрицании, но и в утверждении (пусть покуда выраженное в фантастической форме). На фоне поэзии того времени поэма была поистине грандиозным явлением. Над миром, охваченным безумием и подлостью империалистической войны, над воем шовинистов и убийц, над вакханалией буржуазии, наживавшейся на крови народа, — над всем этим грязным и преступным миром поэт поднял знамя высокого гуманизма, антимилитаризма и интернационализма, призывая современников к осознанию величайшей ответственности за все, что творится на земле. Это было поистине подвигом поэта-гражданина.
